Демонтаж вертикали. После зомби

Президент РФ Дмитрий Медведев произнес 17 июня в Петербурге на международном экономическом форуме важную речь, в которой отрекся от всего, что составляет важнейшие приметы политического режима последнего десятилетия: от госкапитализма, от системы «ручного управления», от «пресловутой стабильности, за которой может скрываться очередной застой», от «ласкающих слух некоторых экспертов плановых пятилетках» («идея» возвращения к пресловутым «пятилетним планам» родилась в недрах путинского «Народного фронта»).

«Это не мой выбор», - подчеркнул президент.

Говоря же о «своем выборе», Медведев назвал модернизацию, толкуемую как «обновление всех общественных институтов», избавление общества от коррупционеров «по утрате доверия» (то есть по репутационным соображениям и оперативным данным), судейскую реформу, и, самое, на мой взгляд, главное – возвращение к федеративному характеру российской государственности, который продекларирован в нашей Конституции. Именно это способно включить механизм решительного демонтажа пресловутой «вертикали власти», давно работающей исключительно на разрушение российской государственности. Вот цитата из президентского выступления.

«Федеративный характер нашего государства должен быть мотором развития нашей огромной и многообразной страны и работать на наше конкурентное преимущество. В современном мире невозможно управлять страной из одной точки, тем более когда речь идёт о такой стране, как Россия. Скажу больше: если всё начинает работать или движется по сигналу из Кремля, а это мы проходили, я сам знаю это на собственном опыте, значит, система нежизнеспособна, её нужно подстраивать под конкретного человека. Это плохо, это означает, что систему нужно менять. В ближайшее время я создам специальную рабочую группу высокого уровня, которая подготовит предложения по децентрализации полномочий между уровнями власти, прежде всего в пользу муниципального уровня, включая вопросы соответствующей корректировки национальной налоговой системы и принципов межбюджетных отношений...»

Наряду с предложениями об активизации борьбы с коррупцией и мерами по демонополизации экономики, реформе судейского корпуса и переносе властных учреждений из Москвы (Кремля?), это на самом деле принципиально важное заявление. Меня, однако, в контексте президентских вступлений смущают слова «предложение» и «заявление». Президенту давно пора не предлагать, а решать и делать. Все слова на эту тему уже сказаны, оценки – сделаны. Вот некоторые из них, более жестко и точно обосновывающие нынешний президентский выбор. Они опубликованы в авторском Заключении к моей последней книжке «Русские сценарии», существующей пока что в России в одном экземпляре. Это заключение имеет заголовок «После Зомби».

* * *

Постоянно проваливающиеся планы, ошибочные оценки и не сбывающиеся прогнозы имеют в России одну главную, почти метафизическую причину. Эти оценки, планы и прогнозы относятся как бы к реальному, но на деле уже не существующему государству. А по отношению к тому, чего нет, не может быть прагматичных оценок и точных прогнозов.

Причины, по которым в России некогда существовало сильное имперское государство – в прошлом. То есть смыслы умерли, ресурсы исчерпаны, но главный их потребитель – гипертрофированная бюрократия, надевшая маску похороненной империи, – остался. Страна стала приложением к бюрократии, имитирующей великую державу и искусственно стимулирующей посредством масс-медиа спрос на себя (примерно так же поступают продавцы колы и мобильников: они производят главным образом спрос, навязывая массам все новые модели и обеспечивая собственные сверхприбыли).

В стране сегодня полноценно не работает ни один ключевой общественный институт – от церкви до парламента. Нет боеспособной армии, независимых суда и СМИ, свободных от коррупции и дееспособных правоохранительных органов и администраций. Все – от выборов до внешней политики стало, по существу, одной сплошной мистификацией, непрерывным карнавалом зомби, повинующихся заклинаниям, наговариваемым в кремлевских коридорах.

Так долго продолжаться не может. Трансформация территориально-государственного устройства РФ под воздействием глобализации уже идет и достаточно быстро. События последнего мирового экономического кризиса впечатляюще продемонстрировали, что страны мира жестко включены в игру глобальных рынков на определенных ролях, которым соответствует та или иная форма политики и государственного устройства. И если роль крупного поставщика энергоносителей обеспечивает на пике конъюнктуры рынков всплеск имперских амбиций и волну централизации территориально-государственного устройства вплоть до полной унитаризации РФ, то стабилизация и перспектива падения рынков вновь ставит на повестку дня формирование более устойчивой и эффективной, хоть и менее амбициозной, федеративной конструкции – «федерации новых регионов России».

Непрекращающаяся террористическая война на Кавказе и в Москве, быстро превращающаяся из сепаратистского конфликта в настоящее «столкновение цивилизаций», экономическая стагнация после кризиса 2008-2009 годов в ожидании его «второй волны», неудачи в реформе здравоохранения, пенсионной системы, армии и МВД, лесные пожары лета 2010 года, отмена выборности политиков уже на уровне муниципалитетов и многое другое подтверждает: проблема изменения территориально-государственного устройства России из плоскости политологической дискуссии уже переместилась в плоскость безопасности и жизнеобеспечения населения.

Нынешняя «вертикаль власти», все более отдаляющаяся от населения, не справляется с вызовами именно в институциональном плане, педалируя все новые акценты унитаризма и авторитаризма в огромной, разнородной и многонациональной стране, остро нуждающейся в гибких и сложных схемах управления, в развитии самоуправления и самоорганизации населения, в приближении механизмов решения проблем к их очагам, в доверии, утраченном обществом.

Одновременно «новые регионы» становятся объективной реальностью. Их политическое оформление и формирование центробежных настроений глобализированных региональных элит – актуальный сюжет ближайших лет. Не случайно отставленный мэр Москвы Лужков первой и главной темой противостояния Кремлю обозначил именно возвращение выборности губернаторов.

* * *

Примерами потенциальных «новых регионов» и, возможно, «новых субъектов» РФ могут стать такие исторические области России, как Урал, Кубань, Татарстан, Башкортостан, Северо-Запад, Центральная Россия, Нижнее Поволжье, Сибирь (Восточная и Западная) и Дальний Восток, а также ряд северокавказских республик (фактически именно так и были обозначены «макрорегионы» в планировавшейся в 2007 году «реформе Козака», а выделение в 2010 году нового Северо-Кавказского федерального округа иллюстрирует эту тенденцию). О том же, по сути, были робкие и темные слова, сказанные президентом Медведевым осенью 2010 года о «20 городских агломерациях», из которых будет вскоре состоять Россия.

Первые противоречивые шаги (независимо от замысла центральной власти) в реализации такого сценария трансформации территориально-государственного устройства РФ можно было видеть в учреждении и дальнейшей эволюции федеральных округов и полпредств, а также «укрупнении регионов» за счет автономий. Отдельным остается вопрос о количестве и характере субъектов федерации, которое может вырасти за счет «национальных регионов» (прежде всего на Кавказе, но не только), а также мегаполисов и «особых экономических зон» – здесь нужна полноценная общественная дискуссия, чтобы обезвредить «мины» под будущим устройством страны. Однако неизбежность подобной трансформации определена важными внутренними и внешними факторами, тесно связанными между собой.

Процесс «новой регионализации», органично встроенный в мировой процесс глобализации, меняет значение и функции «национальных государств» в пользу «новых регионов», обладающих культурной идентичностью, четким позиционированием на мировых рынках и свободным доступом к ним. Он же является источником новых противоречий и конфликтов между населением и элитами «старых административных регионов» страны – и населением и элитами, приспособившимися к новым условиям самореализации и нашедших себя в глобальном мире в пространстве «новых регионов». Далее – конфликт «новых глобализированных элит», как правило, тесно связанных с сырьевыми регионами РФ, вполне осознавших свои возможности в глобальном мире и одновременно тяготящихся личной зависимостью от чиновников федерального правительства и администрации президента. «Дело Ходорковского» - лишь «завязка» этого драматического сюжета, а то, что оно столь долго не может ни забыться, ни найти разрешения, свидетельствует о глубине конфликта. «Дело Лужкова» - первые всполохи грядущей войны региональных элит с Центром.

* * *

Элиты федерального центра поставлены этими процессами в сложное положение. С одной стороны, они чувствуют себя обязанными демонстрировать населению-электорату верность идеологии «единой и неделимой», «державной» России (немаловажно, что именно эта идеология, санкционирующая прямое вмешательство государства в экономику, дает право на увеличение роли государства, а точнее, бюрократии в экономике и продолжение взимания масштабной «административной ренты» с бизнеса). С другой – не могут не видеть истощения всех видов ресурсов, способных питать такую идеологию и быть долгосрочной основой сохранения именно такой, унитарной по сути территориально-государственной конструкции в стране – поставщике сырья на внешние рынки, по определению не могущей в постиндустриальную эпоху быть ни «сильной», ни «единой».

Вместе с тем, правящие круги РФ не могут не понимать и того, что главный шанс современной России – в обретении страной адекватного места в также серьезно трансформирующейся сейчас структуре евро-атлантической цивилизации. Возможно, именно этим пониманием вызваны порой неоднозначные внешнеполитические акции последнего времени и вызывающая дипломатическая стилистика, призванные поднять значимость желаемой позиции в ходе политического торга. Надо отдать должное власти: у идеологов «суверенной российской демократии», очевидно, есть сокровенное понимание того, что исчерпавшую свою энергетику («пассионарность», словами Гумилева) страну нельзя привести в лоно западной цивилизации, используя механизмы классической англо-саксонской демократии: они не востребованы широкими массами населения России теперь, как и веками прежде, и результат может оказаться прямо противоположным.

А вот их имитация – вполне востребована, как это всегда бывает в странах переферийного развития. Но здесь от власти требуется большое умение и ответственность: пройти по «лезвию бритвы» между окончательным сползанием в авторитаризм, гарантирующим полномасштабный кризис и смуту - и утратой контроля, гарантирующим то же самое (наши радикальные демократы не понимают того, что в стране все еще живет слишком мало американцев и французов). Федерализм мог бы стать тут лучшим рецептом, ибо в порядке на местах и развитии территорий никто не заинтересован больше региональных элит и, в конечном счете, населения регионов.

Именно от ответственности, прагматичности и, в конечном счете, нравственности федеральных элит зависит, пойдет ли процесс «новой регионализации» контролируемым и «бескровным» путем, способным дать жизнь новым сообществам новой России (например, варианты «Российского когнитивного проекта» – «Русского мiра» Переслегина-Щедровицкого), или – дорогой традиционной, но уже точно последней российской Смуты. Следует сознавать, что процесс трансформации территориально-государственного устройства РФ имеет и более глубокую историческую основу.

* * *

Продолжается распад пространства и смыслов Российской империи – СССР. Эта ситуация накладывается на мировые процессы глобализации и стимулируется ими.

На сегодняшний день нет ни одной причины и ни одного рационального обоснования продолжения существования громоздкой, затратной и неэффективной постимперской (унитарной и авторитарной по факту) формы государственного устройства в огромной многонациональной стране. «Душа империи» – имперская идея умерла еще в прошлом веке, сейчас идет распад ее «физического тела» – государственных форм, которые уже не способны отправлять свои функции, но требуют все больше и больше общественного ресурса (сейчас – в форме всепроникающей коррупции, превратившейся из преступления в норму и единственную настоящую скрепу государства) на поддержание своего существования, становящегося самоцелью. И, как замечал в свое время А.Дж.Тойнби, всплески восстановления военно-имперского контроля над фрагментами бывшего «тела Империи» вовсе не означают остановки процесса распада – скорее, наоборот, демонстрируют усиление «вертикального раскола» распадающейся цивилизации.

Когда перед региональными элитами и собственниками крупнейших корпораций (укорененных в регионы и мировой рынок и лишь из страха содержащих сегодня центральную бюрократию), а затем и всем обществом ход событий в кризисной ситуации четко сформулирует вопрос о цене квазиимперской конструкции, которую оно с напряжением последних сил обслуживает, мирясь с бедностью, социальным расколом и коррупционным расточительством, ответ будет лежать в плоскости идей «федерации регионов», максимально полно отвечающей базовым признакам федерализма как института и ценности.

Следует осознавать, что экономический и политический «обвал» может случиться одномоментно, неусвоенный опыт распада СССР не должен превращаться в пример окончательного исторического беспамятства нации. То, что многократно возросшие доходы от продажи энергоносителей в период 2004-2008 гг. так и не смогли «конвертироваться» в реальную модернизацию экономики и общественной жизни РФ, – самый весомый аргумент в пользу кардинальной политической реформы нынешнего унитарно-авторитарного государства на базовых принципах федерализма и демократии. Нынешнее государственное устройство отторгает инвестиции и инновации и исторгает из страны активных и думающих людей подобно тому, как организм тяжело больного человека отторгает пищу и лекарства.

* * *

Подводя краткий итог, следует выделить два момента, с которыми согласны сегодня большинство экспертов. Во-первых, это назревшая необходимость серьезнейшей «федеративной перестройки» (альтернатива которой – неуправляемый распад государства). Во-вторых, малая предсказуемость развития нынешней ситуации при огромной роли чисто политических, личностных факторов, а то и вовсе случая. Россия находится сегодня в точке бифуркации, когда возможен любой вариант будущего.

Материалом самоорганизации общества в ходе федеративной реформы могут стать (при утверждении расширенного понимания федерализма и самого понятия «субъект федерации») корпорации, муниципальные, общественные, экономические и культурные сетевые структуры, сориентированные на глобальный рынок и производство оригинального, конкурентоспособного продукта. Свобода личности и самостоятельность крупных регионов, четко отрабатывающих свою нишу в мировом разделении труда, обеспечивающих на этой базе достойный уровень жизни и гражданские права своего населения, являются здесь одновременно и важнейшими целями, и необходимыми предпосылками. На этой базе завершится поиск реальной этнокультурной идентичности каждого крупного региона страны вместо аморфного и бессмысленного «советского народа» или такого же виртуального «россияне». В этой связи особо ценно наблюдение о том, что именно федеративная форма территориально-государственного устройства, по опыту эволюции европейских империй, наиболее востребована и эффективна в деле «постимперской адаптации» и модернизации подобных государств.

Функции федеративного центра РФ также имеют возможности обрести реальное наполнение по аналогии с функциями Евросоюза – генератора и гаранта единых правовых, социальных и гуманитарных стандартов и проектов, проводника внешнеполитической и оборонной политики в рамках единой системы безопасности и развития, вырабатываемой наиболее развитыми странами «Северного кольца». Именно в этом контексте можно рассматривать модель «инновационной России» (на базе сопряжения сырьевого и инновационного комплексов) - в силу бесперспективности попыток участия РФ в конкуренции на мировых рынках индустриальных и высокотехнологических производств. Совместное со странами Запада, Японией и Китаем освоение территорий и богатств Сибири и Арктики может и должно стать не поводом для неврозов и конфликтов, а тем «рабочим проектом» и одновременно новой миссией страны, которая сформирует облик России и ее повестку третьего тысячелетия. Только проект подобного масштаба может сформировать реальный, обеспеченный человеческим капиталом спрос на настоящую модернизацию страны и инновационные разработки во всех сферах ее экономики.

В любом случае, формирование на евразийском (скорее, уже построссийском, нежели постсоветском) пространстве некой новой сложной территориально-государственной системы, сочетающей самостоятельные регионы различной цивилизационной ориентации и культурно-духовной идентичности, стоящие на различных ступенях общественного развития и сильно различающиеся по степени общественного богатства, становится вопросом самого близкого будущего.

Объединить, «связать» эту систему на новом уровне и в новую эпоху невозможно, преследуя лишь цель сохранения единого «национального» государства» (в идеологизированных мифологемах середины прошлого века) и удержания территорий. Мир, основанный на этих принципах и воззрениях, окончательно ушел в прошлое на наших глазах не без помощи России – последним ударом по нему был ввод войск в Абхазию и Южную Осетию. «Удерживать территории» в глобальном постиндустриальном мире бессмысленно и опасно, а эффективно использовать их ресурсы (причем как в границах своего государства или сферы влияния, так и в режиме «удаленного доступа») можно только в рамках привлекательного проекта – каким может, но не обязана стать модернизированная Российская Федерация. Именно о сопротивление ригидной постимперской государственной конструкции, имеющей множество заинтересованных защитников в верхушке госаппарата (что легко объяснимо), разбиваются очередные попытки модернизации страны, объявленной президентом РФ Дмитрием Медведевым.

. * * *

Создается впечатление, что это государство просто не может в нынешнем виде войти в бурно трансформирующийся глобальный мир и занять там достойное место. Оно неспособно к актуальной трансформации, поскольку создавалось в другую эпоху для других задач, а сегодня служит в большей степени личным целям приватизировавших остов Империи кланов.

Речь сейчас идет о том, чтобы отделить представление о Российской Федерации как сообществе свободно развивающихся полноправных регионов от представления о нынешних федеральных «элитах», создавших собственную вертикаль власти, воздвигнутую рядом с обществом и служащую для откачки его ресурсов. Иными словами, Москва должна войти в глобальный мир наряду с Екатеринбургом, Владивостоком, Красноярском, Петербургом, Казанью и Краснодаром, а в Кремле следует открыть для свободного доступа Музей Империи – и этим ограничить его функционал.

Европа шла к подобной модели столетиями размежеваний и кровопролитий, у России есть шанс реализовать ее обратным порядком и гораздо спокойнее, учтя опыт распада СССР и СНГ. В этом исторический шанс и единственная перспектива страны.

Именно способность нации и ее элит к формулированию современного «российского проекта», отбрасывающего традиционные мессианство и ксенофобию, принимающего различные культуры и без страха меняющегося вместе с ними и глобальным миром, становится решающим фактором, определяющим наличие или отсутствие будущего у самой Российской Федерации как нереализованного еще проекта.