Александр Подопригора: Экологический стандарт должен быть стандартом качества жизни человека

В минувшую пятницу, 22 ноября, в Челябинске представили первые более-менее внятные соображения насчет регионального «экологического стандарта». Эта идея может стать модельной для развития страны, а может обернуться пустой пиар-затеей администрации губернатора Текслера.

Нет нужды пересказывать то, что говорилось в минувшую пятницу на Координационном совете при губернаторе по вопросам экологии

Принципиально важным видится отсутствие определенности в философии (идеологии, концепте) «челябинского экологического стандарта» (примем это название как обозначение идеи региональной экологической модели, которая имеет право на существование, более того, - востребована в любой большой стране). Точнее, определенность намечена, но вовсе не та, которой следовало бы добиваться именно в этом контексте.

Почему мы говорим о важности философии «экологического стандарта», тогда как речь вроде бы идет о вещах очень конкретных и ощутимых – выбросах и загрязнениях, тоннах и процентах, воде и воздухе, нарушителях и наказаниях?

Потому что при определении «экологического стандарта» как модели развития, говорить нужно вовсе не об этой конкретике. Вернее, о ней тоже, но - во вторую очередь, как о следствиях, результатах и мониторинге. Иначе мы снова пойдем по кругу: нарисуем тьму нормативов, отличие которых от уже имеющихся будет не столько в том, что они «более жесткие, чем федеральные» (а федеральные мы, стало быть, безупречно соблюдаем), сколько в том, что их никто не обязан будет исполнять и их никто не сможет контролировать. Результат окажется нулевым, идея - скомпрометированной, а властям припомнят очередной обман населения.

Если мы этого не хотим, начинать надо именно с концепции, с адекватного представления о том, что такое экология и что такое ее стандарты. Такое представление, приземленное на почву региона, как раз и образует философию «челябинского экологического стандарта»: понимание того, что мы, собственно, хотим добиться в этой сфере.

В экологии, как и в футболе, сейчас разбираются все. Это стало так просто потому, что экологию, как отрасль знания и сферу деятельности, давно и безнадежно попутали с охраной окружающей среды (к тому же, неточно определяемой). А это разные вещи. И предложенный в пятницу «челябинский экологический стандарт» - это на 90% про охрану окружающей среды, а не про экологию. Ведь он, как выразился губернатор Текслер, «призван регламентировать правила экологической безопасности для всех предприятий региона». Это очень узкое понимание, которое не способно не только решить, но и по-настоящему поставить ту проблему, которую требуется решать.

Короткое теоретическое отступление. Определений того, что такое экология, существует множество, но самое емкое, на наш взгляд, восходит к Э.Геккелю, «отцу» этой отрасли знания: это комплекс научных дисциплин, изучающих взаимоотношения систем живой и неживой природы (среды) - популяций, сообществ, экосистем, социосистем.

Самое важное: в центре этих сложных взаимоотношений стоит человек, его бытие, его дом (не случайно греческое «ойкос», от которого произошло слово «экология», означает дом, жилище, обиталище), его семья, их качество жизни – и да, безусловно - окружающая среда. Но не какая-то абстрактная «среда» с точки зрения сохранения качеств «естественной», дикой природы (это – к заповедникам), а реальная среда обитания человека с точки зрения потребностей его повседневной жизни, ее качества и комфорта. А эта жизнь давным давно (минимум с неолита) протекает вовсе не в природной, а в созданной самим человеком социальной среде, которая к «естественной» природе имеет все более условное отношение. Экология поэтому – материя социальная, а не биологическая или биофизическая - именно из этого нужно исходить при построении любой долгосрочной экологической концепции.

При этом представление о том, что человек является частью биосферы («природы») – причем частью, нарушающей законы этого целого («законы природы») – беспросветный анахронизм. Говоря научным слогом, биоценоз с человеком (антропоценоз) – принципиально иная метасистема, чем дикий биоценоз (природный мир) – в ней заложен гораздо более сложный и многообразный комплекс отношений и зависимостей, а потому модели «классической» экологии (экологии «естественного» мира) к экологии человека неприменимы – его естественность социальная, а не природная. Более того, сегодня влияние деятельности человека, создавшего мир, отличный от природного, достигло таких масштабов, что «пора перенести акцент на обратную сторону социоприродных отношений – биосфера становится подсистемой планетарной цивилизации» (формулировка проф. А.Назаретяна).   

Человек живет не в «естественной природной среде», люди столетиями не употребляют в пищу ни одного «естественного» продукта (даже выращенная на самой «чистой» ферме сельскохозяйственная продукция не является таковой, ибо первый же в истории собранный урожай и первое одомашненное животное были очевидными нарушениями «законов природы»); мы давно не дышим «чистым» воздухом (полным ароматов скота и нечистот, продуктов разложений и переносчиков заражений, а также костров, коптилен и пожарищ - обычной атмосферы любого «экологически чистого» доиндустриального поселения) и не пьем «чистую» природную воду (и слава Богу, иначе болезням не было бы конца). Сады и парки гораздо комфортнее и нужнее современному человеку, чем «естественные» леса, а одеваться в шкуры убитых животных едва ли захочется кому-то из самых «зеленых» активистов.

Многие удивятся, узнав, что самые масштабные экологические катастрофы сотрясали нашу планету за тысячи лет до того, как появилась первая «вредная» фабрика. Во времена верхнего палеолита (примерно 50 тыс. лет назад) человек буквально стер с лица земли почти всю мегафауну – охотниками тогда было уничтожено до 90% видов крупных животных, каждый из которых пережил до того не менее 20 глобальных климатических циклов.

Другой жесточайший экологический коллапс произошел в середине второго тысячелетия нашей эры и был связан с кризисом сельскохозяйственной цивилизации – демографическим ростом, истощением земель, тотальной вырубкой лесов, бесконтрольным ростом сел и городов, инфекционными болезнями и эпидемиями. Это была настоящая глобальная экологическая катастрофа, ее самым известным и наглядным (в миниатюре) результатом стала гибель цивилизации острова Пасхи; напомним также,  что в середине XVI века площадь лесов современного Подмосковья была в два раза меньше нынешней - спасла леса от уничтожения индустриализация и новые технологии земледелия. 

Говоря еще проще, жизнь горожанина не станет лучше оттого, что градообразующее предприятие больше не загрязняет «окружающую среду» потому, что оно закрылось, лишив его работы и зарплаты, тогда как на улице – грязь, а в квартире – холод. Природа мира, в котором мы живем (и ни в каком другом жить уже не можем), носит социальный и индустриальный характер и только высокие технологии индустрии и управления могут обернуться настоящими экологическими стандартами, которые по сути своей есть стандарты социального развития. 

Поэтому экология человека – не нагромождение нормативов безопасности и качества воды, воздуха и почв, как говорили на Координационном совете (такие нормативы существуют, они важны, но их не нужно повторно изобретать) – это стандарты социальной политики, гарантирующие человеку работу, благоустроенную и безопасную городскую среду, в которой он живет и которая по факту является его экосистемой.

Работающий региональный экологический стандарт (как модель качества жизни населения, к которой следует стремиться) может быть только комплексом лучших решений – в сфере благоустройства, индустриальных технологий, градостроительства, инфраструктуры, здравоохранения и политики (безопасность человека есть также его безопасность от произвола власти, а качество городской среды производно от качества местного самоуправления). И охраны окружающей среды, конечно, тоже – если понимать ее как реальную среду нашего обитания, в которой может не быть ни одного признака «естественной» природы (как в одном из наиболее экологически благополучных мест в мире – Сингапуре), но которая может и должна быть максимально благоприятной, комфортной и дружелюбной для живущих здесь людей.

Поэтому «экологический стандарт» – это стандарт качества комфортной и здоровой жизни в целом, а не высокие нормативы по выбросам, которые никто не исполняет, потому что в бедных регионах не бывает наилучших технологий (или их крайне мало). Пора понять: никакого «экологического стандарта» в индустриально неразвитом, инвестиционно непривлекательном, слабом и бедном регионе не может быть по определению. Экология (как и демократия) – штука дорогая, это факт.    

Не случайно лучше всего дела с ней обстоят в наиболее развитых и богатых странах, переходящих нынче из индустриального общества в постиндустриальное. А вот те, что гораздо «ближе к природе» - доиндустриальные и бедные, как раз более всего страдают от дурной экологии.

Мы находимся сейчас примерно посередине между первыми и вторыми, а потому «челябинский экологический стандарт» должен содержать не очередной перечень норм и запретов (их и так хватает), а обозначить такие рамки управленческих решений во всех ключевых сферах социальной жизни, которые должны А – не ухудшать и Б – улучшать их состояние с точки зрения качества жизни населения. Все другие решения должны категорически отвергаться. Это востребует особую «политическую экосистему», когда решения, вредящие обществу и уменьшающие его социальный капитал, отвергаются также и властью (здесь возможна постановка вопроса о более существенной роли Экологического совета области и принципах его формирования).    

Ведь индустриальное развитие само по себе вовсе не гарантирует высоких экологических стандартов: это вопрос политики, образа мыслей и уровня социальной активности живущих здесь людей.

В этом смысле можно говорить о том, что региону нужна не столько новая экологическая политика, сколько политическая экология, отбраковывающая высокими общественными стандартами и гражданской активностью неправильные решения во всех важных для качества жизни людей сферах: от градостроительства и благоустройства до промышленности и здравоохранения. Это – общая площадка для всех политических сил и партий, общественности и экспертного сообщества. Не потому, что они должны, все как один, славить и поддерживать власть в ее экологических декларациях, а потому, что все они обязаны требовать от нее их улучшения и реализации. И придирчиво ловить любую ошибку или вредную инициативу властей и корпораций.  

Проблема «челябинского экологического стандарта» в том виде, в каком он был предварительно презентован 22 ноября, в том, что это – проект из области охраны окружающей среды, а эта сфера уже подробно регламентирована законодательством. Любое местное творчество здесь (если оно прямо не связано с изменением законодательства), может носить характер благих пожеланий или пиара – не более того.

Зато при принятии вышеописанной философии такого стандарта, вполне возможны и даже необходимы конкретные и эффективные управленческие решения, ведущие к переменам в жизни людей – достаточно быстрым и ощутимым. Но только при наличии настоящей политической воли – и это вопрос гораздо более серьезный, чем кажется (кажется, что она есть по определению, но это не так).

Например, очевидно, что для быстрого улучшения экологии Челябинска очень эффективным решением было бы резкое увеличение темпов озеленения, создание новых скверов и защитных зеленых полос между проезжей частью и жильем (что заодно снимет надуманную потребность в «шумозащитных экранах») – при одновременном сужении улиц, особенно в центре города (именно за счет этого возможно создание или воссоздание защитных полос и уменьшение выбросов автомобилей).

Это гораздо эффективнее, чем бессмысленные споры о выносе «Мечела» или ЧЭМК за черту города. Но является ли такое экологически значимое управленческое решение политически приемлемым для нынешней власти города и области? Большой вопрос, здесь сталкивается слишком много влиятельных групп интересов. То же касается ограничений автомобильного движения за счет развития общественного транспорта и выделения полос для него, а также средств «новой мобильности». Разговоры на эту тему бесконечны и безрезультатны, а ведь это – наиболее конкретные экологические решения, которые можно осуществить здесь и сейчас.

Вот тут мы и увидим, для чего власти завели разговор о «челябинском экологическом стандарте» - подразумевается ли серьезная работа и ответственные решения или же нам скармливают очередной пиар-прожект? Региональный экологический стандарт, понимаемый как стандарт качества жизни в том или ином субъекте Федерации (каждый из которых – особенный), действительно может стать перспективной моделью развития для всей страны. Однако Челябинск видел слишком много «мегапроектов» местной власти, обернувшихся пустой болтовней, воровством и прямым ущербом для населения. Громкие лозунги и демагогия никому здесь больше не нужны: требуются максимальная открытость и доказательства серьезности намерений.